Site icon InfoResist

Когда твоя страна ведет войну на территории чужого государства возникает чувство конца

Когда твоя страна ведет войну на территории чужого государства и не признается в этом, возникает привычное чувство конца.

Это чувство витало в воздухе в самом начале «русской весны», когда в Крыму «вежливые люди» захватывали украинские воинские части

Это чувство усилилось после падения малазийского «Боинга».

Есть это чувство и сейчас, когда в Пскове, Воронеже, Чечне, Дагестане, Башкирии хоронят солдат, погибших при невыясненных обстоятельствах.

А возникло оно в июне 2012-го, когда Госдума запретила митинговать в масках Гая Фокса. Тогда еще эсеры устроили в Думе «итальянскую забастовку», а ироничные активисты провели согласованное с мэрией «шествие в магазин за батоном».

Теперь-то ужесточение закона о митингах кажется какой-то туфтой. Но именно с этой даты — 8 июня 2012 года — начинается история запретов, которые Владимир Путин ввел после возвращения в Кремль.

Краткая история запретов России 2012—2014 годов:

Я писал об этом круглый год пять дней в неделю с перерывом на отпуск. Я привык ко всему, стараясь не задумываться о цифрах, благополучно забывая почти все новости к концу рабочего дня. Я старался не замечать ДНР и ЛНР, потому что, как и все, не хотел войны.

Но невозможно не заметить новость о саратовской маме, которая уверена, что ее сын — десантник псковской дивизии — или убит, или попал в плен в Украине. Она попросила прощения за своего сына: «Если Илья и виноват перед Украиной и его гражданами, я прошу его простить. Он — человек военный, живет по уставу, если он у вас, я готова приехать и его забрать. Простите его, простите меня».

И становится неловко и даже стыдно, что русским мамам вновь приходится искать сыновей, устраивая пресс-конференции. Это напоминает забытую телекартинку откуда-то из детства: грустные морщинистые мамы рассказывают о пропавших на войне детях. В 1994-м русских военных в Чечне тоже не было.

Александр Бакланов, российский активист, блоггер
Сноб.Ру
Exit mobile version